Интерсекциональные феминистки

Классический пример: темнокожая женщина при приеме на работу с большей вероятностью столкнется с проблемами, чем белая (справедливости ради, в современной Европе и США ситуация будет, скорее, обратной). Пример наших дней: трансгендерная девушка с большей вероятностью столкнется с полицейским насилием при задержании на акции, чем цисгендерная. Следуя логике интерсекционального феминизма, у темнокожей трансгендерной женщины сложностей еще больше.

Интерсекциональный феминизм борется с системой угнетения, которую создают разновидности дискриминации. Он отстаивает права не только белых цисгендерных женщин, но включает в себя повестку транс-женщин, небинарных и интерсекс людей, женщин с инвалидностью, секс-работниц.

Мы спросили феминисток о критериях транс-инклюзивного движения. В первую очередь девушки назвали важность признания гендерной идентичности.

Екатерина Мессорош, трансгендерная женщина, феминистка и активистка: «Для меня это первый и главный критерий — признание того, что транс-женщины — это женщины, транс-мужчины — это мужчины. Если фем-течение или люди, причисляющие себя к феминистской позиции, разделяют эту мысль — уже хорошо.

Второй критерий — интерсекциональный подход. Я не выделяю интерсекциональный феминизм как отдельное направление. Важно учитывать различный опыт людей и, соответственно, складывающееся из этого опыта социальное неравенство. Интерсекциональный подход для транс-инклюзивного феминизма, на мой взгляд, естественный критерий».

Алина, ЛГБТК+ активистка и феминистка, помимо права на идентичность говорит о возможности без опаски выражать свой гендер и о проявлении внимания к разнообразию женского опыта.

Ева-Лилит Цветкова, фем- и ЛГБТК+ активист_ка, небинарный человек, считает необходимым принимать во внимание пересечение уязвимостей и уделять внимание тем, у кого уязвимостей больше:

«Трасфеминный человек или небинарный человек с феминной гендерной экспрессией находятся под двойным прессингом патриархата и цисгетеронормативности. А если персона не белая или с инвалидностью, то прессинг и уязвимость еще выше».

Кроме этого, в центре внимания должны быть потребностей людей, у которых наибольшее количество уязвимостей. Если ваш феминизм только про белых цисгендерных женщин, а интересы остальных не учитываются, то он не транс-инклюзивный и вообще не мой феминизм.

Интерсекциональный подход предполагает высокий уровень рефлексии и эмпатии. Для решения проблем пересекающихся уязвимостей важно осознавать собственные привилегии и ограниченность индивидуального опыта, уметь вставать на место людей с другими идентичностями, давать им голос и пространство для высказывания. В этом же заключается и основная сложность: трудно объединять разные группы людей так, чтобы каждая чувствовала себя услышанной и равнозначной.

Коллаж: Cristiana Couceiro

Трансфеминистки

Отдельное течение феминизма для продвижения прав транс-женщин — это естественный этап развития коммюнити, считает Ева-Лилит Цветкова: «Кто-то из интерсекциональных феминисток больше занимается транс-правами, а кто-то — правами женщин с инвалидностью».

Екатерина Мессорош, напротив, не видит необходимости в выделении трансфеминизма: «Я не считаю, что феминизм должен заниматься правами транс-людей. Включать транс-женщин в женскую повестку — да. Включать транс-мужчин в вопросе репродуктивных прав и секусального насилия — да, это важно. Но заниматься транс-правами — не цель и не задача феминизма. Эти две вещи я разделяю абсолютно четко.

Для того, чтобы реализовывать права транс-людей, есть транс-активизм, движение за права транс-людей. В более широком смысле — ЛГБТК+ активизм. Когда вопросы касаются гендерной дискриминации, патриархальных устоев и традиций — это дело феминизма.

Я не с вами, но я рядом. Я не против трансфеминизма, хотя не могу себя к нему причислить. Для меня это разные вещи».

Трансфеминизм разделяет принципы интерсекционального феминизма. В этом подходе проблемы транс-женщин рассматриваются на пересечении трансфобии и других уязвимостей. Это может быть насилие по причине мизогинии: транс-женщин и трансфеминных персон убивают чаще. В прошлом году, по данным проекта «Transrespect VS transphobia», их часть от всех смертельных жертв трансфобии составила 96%. Другое поле для пересечений уязвимостей — национальная идентичность. Так, согласно тому же исследованию, в Соединенных Штатах расизм стал причиной 89% убийств, а в Европе 43% жертв — мигранты и мигрантки.

Трансфеминизм борется с трансфобией и внутри феминизма. Например, мысль, что транс-женщины не являются «настоящими» и «женщинами по природе» не дает им доступа к жизненно важным местам вроде шелтеров для жертв домашнего или сексуального насилия. Транс-женщин, старающихся выглядеть феминно, обвиняют в поддержке патриархата и мифа о красоте. Тем временем транс-женщины с недостаточным пассом (соответствием желаемому гендеру) рискуют столкнуться с насилием на почве трансфобии.

Коллаж: Cristiana Couceiro

Транс-инклюзивные радикальные феминистки (ТИРФ)

«Радикальный феминизм стремится к устранению мужского превосходства в социальной и экономической сферах. Иногда — к полной, в том числе физической, сепарации от мужчин. Ни слова про невключение трансженщин или трансфобию, — говорит Ева-Лилит Цветкова. — Проблема в подмене понятий: некоторые люди пытаются прикрывать свою трансфобию — феминизмом. Только это не феминизм и не борьба за права женщин в патриархальном мире. Это даже не борьба против патриархата, потому что она направлена против очень маленькой и тоже угнетаемой патриархатом группы людей».

Кэтрин Маккиннон, радикальная феминистка, юристка и ученая, критикует позицию ТЭРФ, сомневаясь в том, идут ли вообще действия ТЭРФ на пользу женщинам. Известный «туалетный вопрос» (страх насилия со стороны мужчин, «переодетых женщинами») ограничивает в доступе к уборным не только транс-женщин, но и маскулинно выглядящих цис-женщин (и даже провоцирует насилие в отношении них). Кроме того, утверждает Маккинон, миф об «опасном незнакомце в платье» деконструирован исследованиями, которые показывают, что большее насилие происходит в частных домах и совершается знакомыми людьми.

Женской гендерной социализацией обладают не только те, кто был назван женщинами при рождении, но и те, кто захотел стать женщиной после. А значит, транс-женщины тоже могут быть угнетаемой группой с точки зрения радикального феминизма, — эту мысль высказывает Таня, радикальная феминистка, героиня интервью транс-активистки Софьи Хокк. Кэтрин Маккинон более иронично отвечает на аргумент биологического детерминизма: «Общество, в котором доминируют мужчины, всегда определяло женщин как отдельную биологическую группу. Если бы этого могло привести к освобождению, мы давно были бы свободны».

«Я верю, что радикальный феминизм стремится к разрушению патриархального мира, искоренению угнетения, и в том числе отказу от гендерных ролей, — говорит Алина. — В этой точке, мне кажется, и соприкасаются радикальный феминизм и транс-инклюзивный».

Транс-неосведомленные мейнстримные феминистки (ТНоМФ)

Серано вводит новые понятия, описывающие то, как люди проявляют трансфобию: транс-антагонистический, транс-подозрительный, транс-неосведомленный.

«Некоторые выражения трансфобии происходят просто от человеческой неосведомленности. Другие люди могут быть откровенно транс-антагонистичны в том, что они фундаментально противостоят транс-людям по каким-то моральным, политическим и/или теоретическим соображениям», — пишет она.

Согласно этой классификации, «настоящие» трансфобы — те, кто активно поддерживают трансфобную повестку и не готовы поменять свои убеждения. В то время как транс-неосведомленные люди открыты к узнаванию новых идей и пересмотру своих убеждений по мере того, как узнают больше о жизни и проблемах трансгендерных людей.

Транс-подозрительные не доверяют тому, что транс-люди говорят о своих проблемах и своем опыте. Зачастую, пишет Серано, транс-подозрительные люди распространяют транс-эксклюзионные (то есть, транс-исключающие) идеи из-за своей цис-нормативности. Например, убеждение, что транс-переход нужно совершать полностью, иначе персона будет «ненастоящим транс-человеком».

Эта классификация, утверждает Серано, имеет ценность с точки зрения активистской позиции: у транс-неосведомленных, в отличие от транс-антагонисток, есть шанс примкнуть к транс-союзницам. С этой целью Серано предлагает отказаться от термина «ТЭРФ», чтобы не соотносить с этой группой тех, кто не причисляет себя к радикальным феминисткам и поддерживает трансфобию из-за недостатка информации.

«В отличие от ТЭРФ, которые достаточно редки, трансфобны до основания и откровенно не стоят траты на них энергии для переубеждения, вокруг много ТНоМФ: они не информированы и действуют на „уровне нутра“. Многих из их можно привлечь на нашу сторону. Возможно, если мы начнем думать о различии между транс-антагонистической и транс-неосведомленной трансфобией, и между ТЭРФ и ТНоМФ, мы сможем привлечь еще людей из последних», — пишет Серано.

О российском мейнстримном феминизме Екатерина Мессорош говорит оптимистично. «Я не встречала убежденных транс-эксклюзионных феминисток. Я общалась с людьми, которые к ним себя относят, однако после наших разговоров выяснялось, что их взгляды не совсем таковы».

Мне кажется, транс-эксклюзионность ушла из мейнстрима году в 2018, по крайней мере, в Петербурге и Москве. Да, однажды на митинге 8 марта в 2019 году часть ультра-радикальной фем-тусовки освистала меня с воплями „женщина — это не одежда“. Однако в тот момент большая часть феминисток разных направлений меня поддержала. Последние годы транс-эксклюзионная позиция все больше маргинализируется — и меня это устраивает.