Дейдара, 40 лет, отец десятилетней дочери

Я был уверен, что из-за медицинских проблем детей у меня не будет. Так что, когда беременность обнаружилась (я всегда предохранялся, беременность стала результатом насилия), то сомнений не было: конечно, рожать. Правда, никому не советую так поступать, потому что когда нет материального обеспечения, то с маленьким ребëнком очень трудно выживать.

Дочка у меня чудесная. Несмотря на то, что у неë аутизм, я никогда никаких проблем с ней не испытывал. Она абсолютно скомпенсирована, может сама о себе позаботиться. Очень волевая маленькая девочка, которая много работает над собой, чтобы влиться в социум. Безмерно еë уважаю.

Сложности были в учреждениях, где как правило, не знают, что с нами делать. 

Нужно каждый раз доказывать, что я — родитель, а значит предъявлять кучу бумажек и ксерокопий старых документов. С предубеждением и трансфобией в свою сторону не сталкивался; если кто-то и думал, что я скорбен головой, то никак это не показывал. 

Возможно, дело в том, что я не мямлю и не мнусь, а веду себя уверенно, знаю свои права и готов бодаться до победного. Не испытываю страха перед аутингом, поскольку я открытая т*персона.

Когда я пришел прописывать в квартиру дочь, паспортистка спросила:
— Мать ребëнка присутствует?
Я, басом:
— Я мать ребëнка.
— Ой, извините, я подумала, вы мужчина! А где тогда собственник жилья?
— Я мужчина, и я собственник.

А в остальном всë в порядке, я спокойно пришëл в школу, принëс новый паспорт, попросил внести изменения в данные, объяснил, где ударения в моих новых фамилии и имени. Никто ниоткуда меня не дëргал, на ковëр не вызывал и вопросов не задавал.

Гораздо больше непонимания в родительском сообществе вызывает внешний вид дочери. Она любит быть яркой, так что мы красим волосы. Я бодался с директором из-за цветных волос, а в чате ругался с одной мамочкой, которая заявила, что еë дочь не хочет «смотреть на красные волоса у одноклассниц».

Я немного переживал, что опека начнëт приходить с проверками. Но никто даже не звонил. Скорее всего, дело в том, что опека уже присылала проверить, какие условия у ребëнка, и нашла их удовлетворяющими. Это было, когда я ложился в психиатрическую больницу с депрессией и из-за отсутствия на тот момент постоянной регистрации мне отказали в приëме ребëнка в соццентр. Пришлось проворачивать схему «ребëнка привозит полиция, как безнадзорного». После выписки я пошëл и написал заявление, чтоб забрать дочь; мне назначили дату слушания дела, до этой даты трижды приходили разные комиссии, и на слушании благополучно ребëнка отдали.

Для такого решения у суда должны быть веские основания, и трансгендерность не из их числа.

Для лишения родительских прав нужно доказать факт уклонения от выполнения родительских обязанностей, жестокого обращения с детьми или совершения умышленного преступления против жизни и здоровья своих детей. Ограничение в родительских правах допускается, если ребенку опасно оставаться с родителем из-за его поведения/состояния, которое от родителя не зависит. Например, из-за психического расстройства или серьезной болезни.

Согласно новой международной классификации болезней, трансгендерность не является психическим расстройством, а потому не может быть основанием для лишения или ограничения родительских прав. Несмотря на то, что Россия еще не внедрила МКБ-11, а в старой классификации диагноз «транссексуализм» включен в раздел «Психические расстройства и расстройства поведения», для ограничения родительских прав нужно доказать, что ребенку опасно оставаться в семье.

Самая большая поддержка для меня — это принятие и понимание моих близких и друзей. Меня окружают чудесные люди, и я благодарен им просто за то, что они есть.

В целом, меня мало заботит мнение всего остального мира; у меня выстроен свой сейфспейс, где мне не нужно всë время быть готовым к агрессии. А если я высовываюсь вовне, то зубами наружу. Видимо, это как-то чувствуется, поэтому никто не рискует проверять мою броню на прочность.

Яна, 36 лет, мать четверых сыновей

До смены документов я боялась нападок, думала, что они начнутся, как только появится формальный повод. Но на деле из юридических сложностей я пока столкнулась только с отказом записать детей в мой паспорт. Судиться с паспортным столом довольно нервозатратно, поэтому я пока оставила этот вопрос. Свидетельства о рождении детям, насколько я знаю, в любом случае не поменяют. В «чистом» паспорте есть свои плюсы, пока каких-то проблем это не вызывало.

В остальном во всех местах формального общения — в поликлинике, школе, детсаду — никаких сомнений в моих родительских полномочиях не встречала, и даже на наше заявление «у нас две мамы» реагировали совершенно спокойно.

Смена документов всегда влечет внесение изменений в актовую запись о рождении и изменение паспортных данных трансгендерного человека. Осуществляя эти процессы, нельзя забывать о своевременном внесении изменений в документы Вашего ребенка. Например, в актовую запись о его рождении нужно внести сведения о Вашем новом имени и указании на пол. После этого вам выдадут новое свидетельство о рождении ребенка с правильным указанием ваших фамилии, имени и отчества. Свидетельство о рождении ребенка подтверждает факт его родства с вами, оно — единственный документ, который дает вам возможность осуществлять свои родительские права и обязанности без подтверждения иными документами. Если свидетельство о рождении ребенка не изменено, то вы сможете доказать факт родства с ребенком, но для этого потребуется носить с собой несколько дополнительных документов, что существенно осложняет жизнь. Если вы хотите узнать, как правильно и быстро внести такие изменения, обращайтесь в «Выход».

Больше всего с переходом я боялась потерять семью, но мне повезло. Часто цис-женщины подают на развод и отрезают второго родителя от общения с детьми при гораздо меньших основаниях. Я боялась, что меня ждет то же самое. С женой мы вместе почти постоянно, решение о переходе созревало у нее на глазах и, мне кажется, было для нее не более неожиданным, чем для меня самой. Я постаралась ей компенсировать сложность принятия тем, что стала брать на себя намного больше домашних дел.

После моего каминг-аута перед семьей жене пришлось выслушать от своего брата ведро помойных речей, которые он постеснялся высказать мне лично. 

Главный «сюрприз» достался от моих родителей — сочинение на трех листах в нашу местную опеку. Опека пришла, убедилась, что та часть письма, где родители насочиняли, будто мы жестоко обращаемся с детьми — полная чушь, и ушла. 

Личных вопросов к той части, которая была правдой — что я ношу женскую одежду и прошу звать меня Яна — не задавали.

С другой стороны, я была очень тронута принятием со стороны родителей жены, моей сестры и особенно двоюродной бабушки, самой старшей в нашем «клане» с моей стороны.

Екатерина, 40 лет, мать двоих детей

Родительство было одним из факторов, который удерживал от перехода. Мне было страшно, раньше я был цис-гетеро мужчина, отец двоих детей. А теперь мой статус становится непонятным, я дважды извращенка: женщина и лесбиянка.

С другой стороны, перед решением о переходе моя дисфория достигла такой силы, что у меня был выбор спиться или начать переход. В моем понимании, родитель-алкоголик — это ужасно, а трансгендерный родитель — нормально.

Я опасалась проблем в социальном плане, но реальность оказалась намного мягче.

У дочки не было вопросов про мой переход, ей был всего год. А сыну я хотела сделать каминг-аут так, чтобы не дать ощущения, что трансгендерный родитель — это стыдно или неправильно. С такой установкой я подготовилась к разговору, сделала палатку на кровати из одеял и подушек, мы в нее забрались. Я рассказала, что бывает так, что психологический пол не совпадает с физическим, что я не ощущаю себя мужчиной и буду меняться, что мое новое имя будет Катя. Разговор был долгим для ребенка, и в конце он спросил меня только, можно ли идти дальше играть, потому что устал беседовать. И все. Никакого ужаса в его глазах не было.

К тому, что в школе узнают, я была готова. Я знала, что буду прикладывать все силы к тому, чтобы у ребенка не было никаких проблем.

Но на самом деле оказалось, что школа не любит выносить такие вещи наружу, там действует правило «don’t ask, don’t tell». 

Узнали о моем переходе абсолютно случайно: когда я забирала сына, его одноклассник меня не узнал и спросил, кто я. А сын ответил, что это папа и теперь он вот так выглядит. Так дальше это и разнеслось по школе. Все, что за этим последовало, — был на детском уровне интерес в течение пары недель, пока новость расходилась.

Сложная ситуация была, когда в 2016 году Тимур Булатов написал на меня заявления в школу, в опеку и полицию. Это было связано с моей работой в участковой избирательной комиссии, спустя год после начала моего перехода. Он писал, что у меня есть дети, и по этому поводу просил принять какие-то действия. Я тогда беседовала с классной руководительницей, предупреждала об этом. Она отнеслась спокойно и с пониманием. Меня приглашала побеседовать в полицию инспектор по делам несовершеннолетних. Я знала, что в таких случаях родительских прав не лишают, поэтому страха не было.

Надо сказать, у меня всегда был план Б. У меня была поддержка супруги, и мы договорились, что, если возникнут проблемы, будет приходить опека, то мы сделаем вид, что разводимся. У нее никаких родительских прав не отнимут и дети будут с ней. Но все обошлось, и, пожалуй, это были единственные сложности.

Потом мы расстались с супругой, разъехались, и теперь я воскресный родитель. Сын сильно переживал наш развод, и получилось, что родительское изменение моего статуса сыграло большую роль, чем мой переход. Помню, он однажды спросил меня, как люди могут быть гомофобами, как могут ненавидеть кого-то за идентичность или ориентацию. На это у меня не получилось ответить. Объяснить свою трансгендерность было проще, чем существование трансфобии.

При таком решении суд будет рассматривать множество факторов, и трансгендерность — не самый определяющий из них. Ориентироваться суд будет на пользу для ребенка.

Каждый родитель имеет право и обязан участвовать воспитывать детей и участвовать их в жизни. При разводе родители могут заключить соглашение об определении места жительства детей. Такое соглашение не обязательно оформлять у нотариуса, но нотариальное удостоверение избавит родителей от дополнительных вопросов.

Если мирно договориться не удается, то вопрос о месте проживания ребенка решит суд. При этом он обязан учесть множество факторов: интересы ребенка, его возраст и привязанность к каждому из родителей, братьям, сестрам и другим членам семьи, нравственные и иные личные качества родителей, отношения, существующие между каждым из родителей и ребенком, возможность создания ребенку условий для воспитания и развития. Если ребенку больше 10 лет, суд обязан учесть его мнение при вынесении решения. В исключительных случаях, когда общение ребенка с родителем может нанести вред ребенку, суд вправе отказать этому родителю в общении с ребенком. Однако такие решения — редкость.

Хорошие отношения с ребенком, забота и воспитание играют большую роль в решении суда, чем гендерная идентичность родителя. Однако при новом законе «о пропаганде» эта практика может измениться.

Татьяна Глушкова, экспертка Проекта правовой помощи трансгендерным людям, дает менее оптимистичную оценку: «Мне известно не так уж много судебных дел, в которых рассматривался вопрос о праве трансгендерного родителя воспитывать своего ребенка. Но воспринимать эту информацию оптимистично не стоит: куда больше случаев, когда транс-родители, фактически отстраненные от общения со своим ребенком, не борются за это право через суд, небезосновательно опасаясь, что в результате они лишь потратят массу усилий, а результата не добьются»

Саша, 30 лет, отец трехлетней дочки

Идею завести ребенка мы с женой обсуждали долго. И вот четыре года назад все это случилось. Я генетически с дочкой не связан, у нас была инсеминация, вынашивала ребенка жена, а я выбирал донора.

У меня было много страхов, я вообще не был готов к этому всему. Моя жена старше меня, это было ее предложение. Тогда я был еще мальчиком, и мужчиной стал, когда родилась дочка. Я сильно переживал, что она генетически со мной не связана. Тогда я жил в стелсе, и очень из-за этого заморачивался. Все решилось, как только дочка родилась, меня в тот же момент отпустило.

Я понял, что важность генетического родства — это социальная норма, но для меня она не играет никакой роли. Наше родство — это наша близость, наша любовь и наши чудесные отношения в семье.

Я закрытый в обществе. Я нигде это не афиширую: ни в садике, ни с другими родителями. Я боюсь рассказывать о себе, мне неудобно, даже если человек транс*френдли. Полностью открыт я только с другими транс*людьми.

Сложностей в родительстве много, но обычно с трансгендерностью они не связаны. Я уже почти год папа в декрете, и мне постоянно приходится сталкиваться с критикой моего отцовства от других взрослых. Недавно я отводил дочку в садик, и она шла без шапки, потому что так хотела. Это увидела воспитательница и потом несколько раз позвонила моей жене с жалобой на то, что я не надел шапку ребенку.

Мы стараемся воспитывать дочку гендерно-нейтрально. Разрешаем играть в любые игрушки, читать любые книжки и носить любую одежду. Дочка больше всего любит динозавров, а к куклам равнодушна. Мы стараемся предоставить ей право выбирать из всего разнообразия, но общество этот выбор поддерживает не всегда. Например, недавно я видел, как воспитательница в том же саду ругала мальчика за то, что он играл с куклой, а не машинкой.

Реальная помощь, которую бы мне хотелось видеть — это помощь от родственников, бабушек и дедушек. Когда дочь была маленькой, я работал на двух работах, а жена на одной. Мне часто приходилось сидеть с ребенком после суток или больше дежурства, и в тот момент мне ужасно нужна была помощь. Сейчас она ходит в садик и уже более самостоятельна, но тогда ее нельзя было оставить одной.

В то время единственной реальной помощью была помощь от других транс*людей, от друзей и приятелей. Родительское транс*сообщество до сих пор для меня большая поддержка. 

Если у меня возникает вопрос про садик или другие родительские штуки, мне помогают те, кто уже проходил через это.

Поддерживает меня и моя жена. Она цис-женщина, чудесная и внимательная партнерка. Она разбирается в психологии, и благодаря ей мы избегаем серьезных ошибок в воспитании. Если у нас конфликт, мы всегда можем его обсудить. Я рад, что построил семью именно с ней.